Н. Балакин РИСУНОК В НЕБЕ


ПЕРВЫЕ ШАГИ
_________________________________________________

— Дорога в небо у каждого летчика своя, неповторимая. Как первая любовь. Но есть перекресток, где соединяются судьбы большинства летчиков нашей страны. Имя ему — аэроклуб ДОСААФ, — сказал как-то Игорь Егоров.
С большой любовью и теплотой вспоминает он Куйбышевский аэроклуб, где впервые поднялся в воздух, первых инструкторов, давших ему крылья.
Игорь родился на Волге в городе Куйбышеве в 1939 году в стареньком деревянном домике по улице Фрунзе. Отец Николай Григорьевич в то время работал переплетчиком в типографии, мать Екатерина Васильевна занималась хозяйством. Игорь был их третьим сыном. А через два года у мальчика появился еще один брат.
В раннем детстве Игорю часто грезились речные корабли. Во время семейных прогулок по набережной красавицы Волги с завистью провожал он взглядом каждый проплывавший мимо пароход. Всплески волн, протяжные гудки, суета на речном вокзале — все поражало детское воображение. Придя домой, Игорь брал цветные карандаши, лист бумаги и рисовал кораблики. Потом их силуэты стали появляться в школьных тетрадях, на обложках книг или просто на мостовой. Мастерил он и модели кораблей — сначала бумажные, затем деревянные.
Теперь Игорь и сам не может точно сказать, когда, под влиянием чего изменил он детской мечте. Возможно, налеты немецких бомбардировщиков на наши города во время войны или жаркие дискуссии в школе о том, кем быть, подействовали на него, а вероятнее всего то и другое, только стал он все чаще ходить с ребятами на досаафовский аэродром, где с завистью смотрел, как отрывается от земли и уходит в небесную синь учебный самолет По-2. И наконец решился.
— Не раз и не два обошли мы с Валеркой Улитчевым — школьным товарищем вокруг аэродрома, прежде чем осмелились попроситься в летчики, — рассказывает Игорь. — Встретил нас начальник штаба Василий Гаврилович Клименко: «Сколько вам лет?».
— Шестнадцать.
— Ну так рано вам еще, пацаны, подрасти нужно до семнадцати. — Но увидя наши умоляющие глаза, добавил: — Если хотите, можем взять на планерное отделение к инструктору Рождественскому.
И вот заполняется первая в жизни анкета, первая автобиография. Какая она может быть у девятиклассника? Четыре коротких предложения — и все. Затем медицинская, мандатная комиссия. И радостное заключение «Годен!»
Когда Игорь объявил дома, что хочет стать летчиком, мать всполошилась.
— Куда тебе в летчики, — запричитала она, — посмотри, на кого похож-то, ребрышки-то вон можно пересчитать.
Отец отнесся к намерению сына спокойнее:
— Пускай летает, все равно его не отговорить.
Игорь понимал — чтобы стать летчиком, нужно быть здоровым, сильным, ловким. Поэтому каждое утро, выйдя во двор, подолгу занимался на турнике. А потом по совету товарищей поступил в юношескую спортивную школу. Теперь уже он окончательно обрел веру в то, что будет летчиком.
Аэроклуб размещался в полуподвальном помещении дома N° 5 в Хлебном переулке. Когда Игорь впервые пришел туда, он увидел черные столы, длинные скамейки, плакаты с замысловатыми чертежами и формулами.
Первая, вводная лекция была посвящена истории планеризма. Новички узнали о таких известных планеристах, как Сергей Анохин, Маргарита Раценская, Анна Самосадова, и многих других.
За два месяца ребята основательно изучили конструкцию планеров БРО-9 и А-1, метеорологию, теорию полета. И вот наконец пришло время первых пробных подлетов с мотолебедки.
— Мотолебедка забрасывала планер А-1 всего на пять метров, — вспоминает Игорь,— но ради этих мгновений, проведенных в воздухе, совсем не утомительной казалась дорога до аэродрома в крутую февральскую метель. Как-то раз я сильнее, чем надо, потянул ручку управления на себя — планер взмыл на недозволенную высоту. Когда он ткнулся в снег, ко мне чуть ли не с кулаками подбежал инструктор Рождественский.
— Что ты делаешь... Отстраню... — кричал он во весь голос. — И отстранил на несколько полетов. Но весной, когда наступила пора подготовки к экзаменам в школе, группа наша, к сожалению, распалась.
Но мечту стать летчиком Игорь не оставил. Осенью 1956 года он с волнением перешагнул порог самолетного класса. Его встретил инструктор Николаев.
— Чем занимаешься? — спросил он.
— Учусь в десятом классе, — ответил Игорь и, решив, что этого, видимо, недостаточно, чтобы летать на самолете, добавил скороговоркой:
— Посещаю спортивную школу молодежи, имею третий разряд по гимнастике.
— Гимнастикой, говоришь, занимаешься, — переспросил Николаев, — это хорошо, это дает как раз то, что нужно летчику, — ловкость, выносливость, физическую силу. Ну что ж, будешь мне помогать прививать курсантам любовь к физической подготовке.
Игорь охотно согласился. К тому времени он уже отлично выполнял различные комбинации на спортивных снарядах, физически окреп, укрепил вестибулярный аппарат.
Занимаясь в аэроклубе, Игорь не переставал посещать и спортивную школу. Четыре раза в неделю теоретическая учеба в аэроклубе, три раза — занятия спортивной гимнастикой. Зима пролетела почти незаметно.
А летом, сдав экзамены в школе, Игорь стал ежедневно с первой утренней самоходкой перебираться на правый берег Волги в палаточный курсантский городок аэроклуба. Рассвет он встречал на аэродроме у самолетов Як-18. И порой ему казалось, что выхлопы запускавшихся для пробы двигателей помогали солнцу будить природу после короткой июльской ночи.
После ознакомительных полетов приступили к вывозной программе. Игорю казалось, что инструктор излишне придирчив: то указывает на низкое выравнивание, то, наоборот, на высокое. Особенно почему-то курсанту не удавалось выдерживать направление на взлете. Иногда бывало, что в тот момент, когда поднималось хвостовое колесо, самолет уходил вправо чуть ли не на сорок градусов.
— Не учитываешь реактивного момента винта, — объяснял Николаев, — попридержи слегка педаль левой ногой, и все будет в порядке.
Первый самостоятельный вылет остался незабываемым.
Середина июля. Летное поле — словно гигантский ковер, вытканный мастерицей-природой. К аромату разнотравья слегка примешивается ставший таким привычным запах бензина. Шел обычный аэродромный день — но не для тех, кому сегодня впервые в жизни предстояло оказаться в небе наедине с машиной. Перед самостоятельным вылетом — три контрольных полета с командиром отряда Павлом Васильевичем Уваровым.
— «Выпустит, не выпустит?» Стараюсь изо всех сил, а он сидит сзади и молчит, — вспоминает Егоров. — Подруливаю к линии предварительного старта. Слышу по самолетному переговорному устройству добродушный басок: двигатель не выключай. Сердце забилось от радостного предчувствия. Послышался звук расстегиваемых привязных ремней, и вот командир уже на левой плоскости, наклоняется и спрашивает: «Ну как, справишься?». «Справлюсь», — отвечаю я уверенным тоном, а у самого сердце того и гляди выскочит. «Учти, боковичок», — по-отечески советует Павел Васильевич, словно провожая меня в далекое путешествие. «Есть, учесть боковичок», — отвечаю по-солдатски. Он хлопает меня по плечу и спрыгивает с плоскости на землю. Техник застегивает привязные ремни в кабине. До чего же он долго копается! Но в авиации спешить нельзя. Все должно быть сделано так, как предусмотрено инструкциями и наставлениями. Небо небрежности не прощает. Я понимаю это и терпеливо жду. Наконец все готово. Выруливаю на линию исполнительного старта и запрашиваю: «Я пятьдесят первый, взлет!»: «Пятьдесят первому взлет разрешаю», — слышу спокойный голос руководителя полетов. Я даю сектор газа вперед, отпускаю тормоза, и самолет трогается с места. Чувствуется отсутствие инструктора в задней кабине — разбег короче. И вот я в воздухе. Испытываю ощущение какой-то легкости. Самолет удивительно послушен, он реагирует на каждое мое движение. Оглядываюсь назад — поднимаюсь точно в створе полосы, значит, все нормально. Но волнение не проходит. Чувство ответственности, благодарность за доверие, радость переполняют душу.
Как сейчас, отчетливо вижу разбивку старта. Вон там СКП — стартовый командный пункт, за ним обслуживающий полеты автотранспорт, чуть в стороне готовые к вылету курсанты. Они томятся в ожидании своей очереди. Их очередь подойдет — обязательно подойдет. Земля уходит все дальше; расплывается по балкам, растворяется под первыми лучами солнца утренний туман. Над Волгой занимается солнечный день. И я лечу ему навстречу.
Сделал первый разворот и только теперь вдруг почувствовал себя спокойнее. Второй... третий и, наконец, последний разворот. Впереди посадочное «Т». Планирую чуть правее него. Земля все ближе, ближе, ближе, и вот самолет касается (кажется, всеми тремя точками) поверхности аэродрома.
В наушниках слышится ободряющий голос руководителя: «Отлично!» Подруливаю и, не дожидаясь указаний, иду во второй полет. Теперь уже совершенно спокойно произвожу посадку и заруливаю на заправку.
Первым поздравляет инструктор. Сделав незначительные замечания, объявляет оценку — «Отлично».
Потом было еще двадцать пять самостоятельных полетов по кругу, в зону и по маршруту.
Один из них особенно запомнился. Программа летного обучения подходила к концу. Мой самолет находился на последнем этапе маршрутного полета. Был прозрачный августовский день — такие выдаются обычно после продолжительного ненастья. Потом начала образовываться кучевка. Появилась легкая болтанка. Облака проплывали совсем рядом, как большие лебеди. Настроив Арк-5 на широковещательную радиостанцию, я на мгновение так и замер: в наушники лилась чарующая мелодия Сен-Сенса «Лебедь», как бы подчеркивая реальность зрительного образа.
Ослепительно блестел на солнце диск пропеллера. А мотор все пел свою победную песню. Как прекрасна жизнь! Как прекрасны люди, трудом и талантом своим дающие почувствовать ее красоту!
Я думаю, что из цепочки таких вот и подобных им событий и складывается любовь к небу, к земле нашей, людям нашим, ко всему, что зовется Родиной.